Настоящий материал (информация) произведён, распространён или направлен иностранным агентом «Автономная некоммерческая организация “Институт права и публичной политики”» либо касается деятельности иностранного агента «Автономная некоммерческая организация “Институт права и публичной политики”».
На самом деле, самая трудная часть нашего доклада — это выводы. Нам было очень трудно делать какие-то выводы, поскольку хочется сказать, что недостатки нового регулирования и так очевидны. Вопросы, связанные с ЛГБТ+, сложно обсуждать без эмоций или при полном равнодушии, но, так или иначе, это один из тех вопросов, который в какой-то степени «будоражит» общество. В нашем докладе мы старались придать этому вопросу академический характер: во-первых, права представителей ЛГБТ+ — это конституционные права человека и гражданина, то есть предмет конституционного права, а во-вторых, права представителей ЛГБТ+, как и конституционные права других уязвимых и дискриминируемых социальных групп, не могут ограничиваться uno icto в угоду сиюминутному политическому решению. Мы оценили законодательные новеллы на предмет соответствия Конституции, а также рассмотрели позиции Конституционного Суда и пришли к следующим выводам.
Во-первых, как Конституционный Суд, так и парламентарии исходят из ложного противопоставления «традиционных и нетрадиционных ценностей», которые находятся друг с другом в антагонистическом конфликте. Это следует как из решений Суда, так и из пояснительной записки к законам, а также из стенограммам заседания. При этом предполагается, что «нетрадиционные ценности» наносят вред «традиционным», то есть семье, материнству, детству и т. д. Подобный подход ни законодатель, ни Конституционный Суд никак не обосновывают. Ложная дилемма об антагонизме, подобно парменидовскому бытию, «просто есть». Именно опираясь на «угрозу» традиционным ценностям законодатель стремится ограничить права представителей ЛГБТ+ по всем направлениям: от интернета и кинематографа до книгоиздания. Таким образом, в законопроект изначально заложена неправовая цель: преднамеренно противопоставить друг другу «ценности», для того чтобы ограничить конституционные права определённой группы населения.
Во-вторых, законодатель мотивирует ограничение любой информации об ЛГБТ+ в публичном пространстве тем, что принадлежность к ЛГБТ+ сообществу — это система взглядов, которую можно навязывать не только детям, но и взрослым. Ранее позицию о том, что это является системой взглядов, уже высказывал Конституционный Суд. Складывается впечатление, что, ограничивая информацию о сексуальной ориентации и для взрослых, законодатель утверждает, что негетеросексуальность — это выбор человека, а гетеросексуальные люди неспособны самостоятельно определиться со своей сексуальной идентификацией и подвержены некому влиянию извне.
В-третьих, все формулировки закона носят характер полной правовой неопределённости и позволяют нарушить практические любые конституционные права и свободы. Может показаться на первый взгляд, что вопрос касается только представителей ЛГБТ+ сообщества и нарушает лишь небольшой перечень прав. В действительности же неопределённость закона позволяет нарушать куда больше: от свободы самовыражения, свободы слова, СМИ до права на публичные мероприятия и объединения. Кроме прочего, закон не соответствует и основам конституционного строя: носит дискриминационный характер и де-факто устанавливает некие обязательные критерии в отношении взглядов, высказанных мнений и позиций, за несоответствие которым наступает ответственность, то есть обязательную идеологию и цензуру. Последнее позволит вмешиваться не только в публичную сферу, но и в сферу частной и личной жизни любого человека. Как говорится, «с водой выплёскивают и ребёнка»: их неопределённость позволяет привлекать к ответственности любого человека, независимо от ориентации. Это будет определяться той трактовкой неопределённых понятий, которые в конкретном случае даст правоприменитель. Фактически закон направлен на запрет всей публичной активности, которая хоть какой-то касается негетеросексуальной ориентации, в том числе научной деятельности, исследований вопросов сексуальной идентификации и т. д. Под запрет также могут попасть как дружеские объятия на фото в соцсетях, так и профили в приложениях для знакомств. Регулирование размыто настолько, что любую жизненную установку или высказанную мысль можно квалифицировать как пропаганду.
В-четвёртых, закон полностью противоречит даже «половинчатому» подходу Конституционного Суда. Если свою позицию Конституционный Суд обосновывал тем, что «пропаганда» вредит детям, при этом указывая на недопустимость исключения ЛГБТ+ сферы из публичного пространства (например, круглые столы, обсуждения, публичные мероприятия), поскольку это бы нарушало целый ряд конституционных прав и свобод, то федеральный законодатель идёт намного дальше и запрещает даже то немногое, что возможно, то есть сам факт обсуждения ЛГБТ+. Под угрозу могут попасть как интернет-сайты правозащитных центров, так и некоммерческие организации в области борьбы с ВИЧ/СПИД.