Настоящий материал (информация) произведён, распространён или направлен иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики».
Конституционный Суд в Постановлении от 17 декабря 2015 года № 33-П рассмотрел вопросы о проведении обыска в помещениях, используемых адвокатом для осуществления адвокатской деятельности, об определении объектов, подлежащих обнаружению и изъятию в ходе обыска в рамках уголовного дела. В данном деле заявители оспорили конституционность положений пункта 7 части 2 статьи 29, части 4 статьи 165, части 1 статьи 182 УПК РФ. По мнению заявителей, оспариваемые нормы позволяли удовлетворять ходатайства следователя об изъятии у адвоката в помещении адвокатского образования материалов, составляющих адвокатскую тайну, а также определять конкретные объекты, подлежащие изъятию в ходе обыска в рамках уголовного дела, в котором подозреваемым, обвиняемым является доверитель адвоката. Соответственно, такое регулирование несоразмерно ограничивает конституционные права и препятствует профессиональной деятельности адвоката.
В данном постановлении Конституционный Суд не нашёл противоречия оспариваемых положений Конституции, однако выявил их конституционно-правовой смысл. При этом Суд не исключил, что федеральный законодатель вправе установить дополнительные гарантии адвокатской деятельности, не принимаемые во внимание в ходе проведения обыска, при котором предполагается доступ к материалам адвоката и возможность получения сведений, составляющих адвокатскую тайну. В этом же постановлении Конституционный Суд указал, что правоприменительные решения по делам заявителей подлежат пересмотру, но при условии, что рассмотренные нормативные положения применялись в истолковании, которое расходится с установленным в решении конституционно-правовым смыслом.
Кроме того, Суд снова отметил важность права на получение квалифицированной юридической помощи, которое признаётся в качестве одного из основных прав человека не только на конституционном уровне (часть 1 статьи 45, часть 1 статьи 48 Конституции), но и в соответствии с международно-правовыми актами (подпункты «b», «d» пункта 3 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, подпункт «c» пункта 2 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). При этом основной составляющей данного права является обеспечение конфиденциальности сведений, сообщаемых адвокату его доверителем, которая является гарантией законных интересов доверителя. Обеспечение конфиденциальности сведений в том числе предполагает обеспечение права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну лица, запрет на сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия, обеспечение презумпции невиновности обвиняемого. Кроме того, оно включает в себя право не свидетельствовать против самого себя, устанавливающее запрет на принудительное изъятие и использование подобных свидетельств, если они были ранее доверены лицом адвокату под условием сохранения их конфиденциальности.
Конституционный Суд напомнил, что такое право не является абсолютным и может подлежать разумному ограничению при соблюдении определённых критериев, а также при сохранении разумного баланса между требованиями интересов общества и необходимыми условиями защиты основных прав личности, указанными в части 3 статьи 55 Конституции. Кроме того, не должно допускаться искажение существа данного права (об этом говорилось в Постановлении Конституционного Суда от 14 мая 2003 года № 8-П и в Определении Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). Следовательно, вмешательство органов государственной власти во взаимоотношения подозреваемого, обвиняемого с его адвокатом (защитником) может иметь место лишь в исключительных случаях, а именно при наличии обоснованных подозрений в злоупотреблении правом со стороны адвоката и в злонамеренном его использовании со стороны лица, которому оказывается юридическая помощь. Кроме того, Суд отмечал, что ознакомление представителей государственной власти с такими материалами в полном объёме без обоснования предшествующих злоупотреблений правом на юридическую помощь является произвольным посягательством на права защиты (см. Постановление Конституционного Суда от 29 ноября 2010 года № 20-П).
Анализируя содержание оспариваемых статей на предмет соответствия их защищаемым Конституцией правам и законным интересам, Конституционный Суд приходит к выводу, что их содержание предполагает необходимость наличия предварительного судебного контроля в отношении производства обыска в целях обнаружения и изъятия орудий, оборудования или иных средств совершения преступления, а также предметов, документов и ценностей, которые могут иметь значение для уголовного дела.
По поводу вопроса о проведении обыска в помещении, которое используется для адвокатской деятельности, Конституционный Суд в Определении от 8 ноября 2005 года № 439-О отметил, что адвокатская тайна подлежит обеспечению и защите в том числе в связи с реализацией своих полномочий адвокатом, а также теми, кто оказывает гражданам и юридическим лицам консультативную помощь. При этом Суд отметил, что УПК РФ не имеет безусловного приоритета над остальными федеральными законами. Соответственно, при установлении тех или иных правовых гарантий прав и свобод граждан следует обращаться к специальным законам, которым и является Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Этот закон также предусматривает охрану адвокатской тайны в случаях проведения обыска, что составляет, по мнению Конституционного Суда, нормативное единство с положениями УПК РФ.
Далее Суд дополнительно отмечает, что гарантии конфиденциальности должны распространяться на те отношения подозреваемых, обвиняемых со своими адвокатами (защитниками), которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи доверителю. Соответственно, под режим адвокатской тайны могут подпадать только те предметы и документы, которые получены или созданы адвокатом без нарушений уголовно противоправного характера в рамках отношений, связанных с оказанием квалифицированной юридической помощи. Помимо этого, адвокатская тайна не распространяется на материалы, свидетельствующие о наличии в отношениях между адвокатом и его доверителем (или в связи с этими отношениями) признаков преступления, поскольку иначе ставился бы под сомнение правомерный характер действий адвоката и (или) его доверителя.
Таким образом, проведение следственных действий, включая производство всех видов обыска, в отношении адвоката допускается только по судебному решению, отвечающему, как следует из части 4 статьи 7 УПК РФ, требованиям законности, обоснованности и мотивированности. Так, в решении должны быть указаны конкретный объект обыска и данные, служащие основанием для его проведения. Это необходимо для того, чтобы обыск не приводил к получению информации о тех клиентах, которые не имеют непосредственного отношения к уголовному делу (см. Определение Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). Соответственно, санкционирование судом обыска в отношении адвоката предполагает необходимость конкретизации в соответствующем судебном решении отыскиваемого объекта (предмета, документа), что позволяет исключить необоснованное исследование (обследование), изъятие (копирование) предметов, документов, материалов, не указанных в судебном решении.
Конституционный Суд также отмечает, что согласно части 5 статьи 182 УПК РФ до начала обыска разрешается добровольно выдать подлежащие изъятию предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела. В случае если они выданы добровольно и нет оснований опасаться их сокрытия, следователь вправе не производить обыск. Таким образом, адвокат имеет право добровольно выдать прямо указанные в решении суда объекты, содержание которых не составляет адвокатскую тайну. В случае отказа адвоката выдать «отыскиваемые» предметы, ценности или документы, в независимости от причины подобного отказа, следователь продолжает обыск в порядке, предусмотренном статьёй 182 УПК РФ, соблюдая гарантии адвокатской и иной охраняемой федеральным законом тайны.
Так, обыск, связанный с доступом к материалам адвокатского производства, возможен только на основании судебного решения, в котором должны быть указаны конкретные объекты поиска и изъятия; органы, осуществляющие уголовное преследование, при исследовании не могут изымать такие материалы адвокатского производства в отношении доверителя, которые содержат сведения, не выходящие за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи как по уголовному делу, в котором адвокат является защитником, так и по каким-либо другим делам, находящимся в производстве адвоката. Подразумеваются материалы, не связанные непосредственно с нарушениями со стороны как адвоката, так и его доверителя, совершёнными в ходе производства по данному делу и имеющими уголовно противоправный характер, с другими преступлениями, совершёнными третьими лицами, либо с нарушениями, которые состоят в хранении орудий преступления или предметов, которые запрещены к обращению или оборот которых ограничен на основании закона. Кроме того, в ходе обыска в помещениях, используемых для осуществления адвокатской деятельности, запрещается видео-, фотосъёмка и иная фиксация материалов адвокатских производств в той их части, которая составляет адвокатскую тайну.
Данная позиция нашла своё отражение в Постановлении Президиума Верховного Суда от 14 июля 2021 года № 95П21, согласно которому в постановлении о производстве обыска указано достаточно для того, чтобы предполагать нахождение в обыскиваемом помещении дела о взыскании денежной суммы по фиктивному договору купли-продажи. Это свидетельствует о нарушениях со стороны адвоката, а потому данное дело не может подпадать под режим адвокатской тайны. По этой причине Президиум признал, что установленное Европейским Судом по правам человека нарушение статьи 8 Конвенция о защите прав человека и основных свобод не является основанием для отмены судебных актов по данному делу.
Выводы Конституционного Суда также были использованы в Апелляционном постановлении Иркутского областного суда от 21 апреля 2020 года № 22-1090/2020, согласно которому суд признал незаконным изъятие адвокатских производств в ходе обыска, в связи с чем решение суда первой инстанции было отменено.
По рекомендации Конституционного Суда законодатель всё же внёс изменения в УПК РФ. В соответствии с Федеральным законом от 17 апреля 2017 года № 73-ФЗ в УПК РФ была включена статья 450.1, регулирующая особенности производства обыска в отношении адвоката. В ней закреплена возможность проведения обыска в отношении адвоката только после возбуждения в отношении адвоката уголовного дела или привлечения его в качестве обвиняемого, а также обязательность указания в постановлении судьи конкретных отыскиваемых объектов. Пояснительной запиской к законопроекту также отмечалось, что закрепление в УПК РФ требований к проведению обыска в отношении адвоката было осуществлено во исполнение Постановления Конституционного Суда, содержащего ряд минимально необходимых требований к соблюдению конфиденциальности адвокатской деятельности при проведении в отношении адвоката отдельных следственных действий.
В адвокатском сообществе высказывались несколько позиций по поводу этого решения. Согласно одной из них, модель проведения обыска у адвоката в настоящее время недоработана, что позволяет следствию изымать те или иные материалы, даже если они не охватываются судебным решением о разрешении обыска у адвоката. Кроме того, высказывались опасения, что позиции Конституционного Суда могут быть истолкованы правоприменителем, наоборот, как ограничение адвокатской тайны. В связи с этим адвокатская палата Санкт-Петербурга выступила с инициативой о дополнительной защите адвокатской тайны при обысках у защитников.
В другом Постановлении от 20 июля 2021 года № 38-П Конституционный Суд рассмотрел конституционность положений части 6 статьи 34 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», которые регулируют вопросы проведения досмотра вещей и одежды при входе и выходе с территорий мест содержания под стражей, а также досмотр въезжающих и выезжающих транспортных средств, изъятие предметов, веществ и продуктов питания, запрещённых к хранению и использованию подозреваемыми и обвиняемыми.
По мнению заявителя, который является адвокатом, содержание оспариваемой нормы несоразмерно ограничивает его права, противоречит части 2 и 3 статьи 55 Конституции, поскольку при нахождении на территории следственного изолятора адвокат подвергается повторному личному досмотру без составления и вручения протокола, в котором были бы отражены причины досмотра, а также зафиксированы его ход и результаты. Кроме того, оспариваемая норма без достаточных на то оснований устанавливает неравенство, в рамках которого допускается личный осмотр защитников подозреваемых, обвиняемых и не допускается подобная процедура в отношении лиц, которые осуществляют уголовное преследование.
Проанализировав смысл и содержание оспариваемой нормы, Конституционный Суд в Постановлении от 20 июля 2021 года № 38-П пришёл к выводу о том, что указанное положение не противоречит Конституции.
Конституционный Суд рассматривал положения указанной статьи в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования на её основе решается вопрос о необходимости письменного оформления оснований, хода и результатов досмотра вещей и одежды адвоката при посещении им места содержания под стражей для выполнения своих профессиональных обязанностей по оказанию юридической помощи подозреваемому или обвиняемому, заключённому под стражу.
Рассматривая конституционность оспариваемых норм, Суд подчеркнул их особую правовую природу в части досмотра вещей и одежды адвоката, который осуществляется в связи с подозрением в попытке проноса защитником запрещённых предметов, веществ и продуктов питания. Это подозрение может возникнуть по результатам контроля, осуществляемого техническими средствами при входе на режимный объект (при выходе с него), путём визуального наблюдения, а также на основе другой информации, причём как непосредственно при прохождении контрольно-пропускного пункта, так и при нахождении в других помещениях следственного изолятора.
Суд пришёл к следующим выводам:
- Во-первых, поскольку досмотр вещей и одежды адвоката в связи с наличием достаточных оснований подозревать его в попытке проноса запрещённых предметов, веществ и продуктов питания находится за пределами обычного прохождения контроля (досмотра) с использованием технических средств при посещении следственного изолятора, в данном случае в целях защиты прав адвокатов должна быть предусмотрена возможность фиксации оснований, хода и результатов такого досмотра.
- Во-вторых, степень вторжения в права лица при проведении только досмотра вещей и одежды предполагается менее высокой, чем при личном досмотре. По мнению Конституционного Суда, это позволяет досматривать вещи и одежду без вынесения специального решения и без фиксации оснований, хода и результатов досмотра.
- В-третьих, адвокат не должен быть лишён возможности потребовать документальной фиксации досмотра вещей и одежды, осуществляемого в связи с подозрением его в попытке проноса запрещённых предметов, веществ и продуктов питания. Возможность такого требования позволяет адвокату, в частности, реагировать на случаи, когда досмотр может, по его предположению, трансформироваться из досмотра вещей и одежды в личный досмотр.
Кроме того, Конституционный Суд также отметил, что со своей стороны федеральный законодатель не лишён возможности более подробно урегулировать проведение досмотра в отношении лиц, посещающих места содержания под стражей.
Таким образом, Конституционный Суд в своём решении пришёл к выводу о том, что часть 6 статьи 34 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» соответствует Конституции, поскольку оспариваемые нормы предполагают, что при таком досмотре по требованию адвоката должна осуществляться письменная фиксация оснований, хода и результатов соответствующих действий. Судом также было отмечено, что при наличии видеофиксации досмотра вещей и одежды адвоката соответствующие записи должны сохраняться вне зависимости от требования адвоката как минимум в течение срока на судебное обжалование законности такого досмотра, а их копии должны предоставляться адвокату по его требованию в течение этого срока.
Поскольку оспариваемое законоположение было признано соответствующим Конституции, изменения в законодательство внесены не были.
Адвокаты же отмечают важное значение данного постановления в части появления у защитников дополнительных гарантий и в этом аспекте оценивают анализируемое постановление положительно. Высказываются мнения, что данное постановление способствует улучшению ситуации с посягательствами на адвокатскую тайну. В то же время эксперты отмечают, что Конституционный Суд подробно остановился на ограничениях прав адвокатов, добавив конструктивное разъяснение о том, почему и как их можно и даже нужно ограничивать, что оставляет негативное впечатление.
В Определении от 8 ноября 2005 года № 439-О Конституционный Суд рассматривал конституционность статей 7, 29, 182, 183 УПК РФ. По мнению заявителей, положения УПК РФ, не предусматривая обязательное получение решения суда для проведения обыска и выемки в помещениях, которые используются для адвокатской деятельности, ограничивает возможность соблюдения адвокатской тайны. Следовательно, нарушаются положения Конституции о праве на неприкосновенность частной жизни (часть 1 статьи 23), о праве адвоката на занятие избранной деятельностью (часть 1 статьи 37) и о праве каждого на получение квалифицированной юридической помощи (часть 1 статьи 48).
Причиной обращения в Конституционной Суд стали проведение обыска и изъятие ряда документов адвокатского бюро. По мнению прокуратуры, в помещении адвокатского бюро изготавливаются и хранятся поддельные документы. Постановление следователя о проведении обыска было обжаловано, однако суды общей юрисдикции отказали заявителям. В своих аргументах адвокаты ссылались на положения пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Согласно указанному положению, обыск в служебном помещении, которое используется для адвокатской деятельности, может быть произведён только на основании судебного решения.
Конституционный Суд напомнил, что в своей практике он уже указывал на то, что федеральный законодатель вправе установить приоритет УПК РФ перед иными федеральными законами в регулировании уголовно-процессуальных отношений (см. Постановление Конституционного Суда от 29 июня 2004 года № 13-П). Вместе с тем данный приоритет не может быть признан безусловным. Так, Конституционный Суд снова подчеркнул, что в случае коллизии законов приоритет УПК РФ действует лишь при том условии, что речь идёт о правовом регулировании уголовно-процессуальных отношений, поскольку в соответствии со статьёй 71 (пункт «о») Конституции во взаимосвязи с её статьями 10, 49, 50, частью 1 статьи 76 и частью 2 статьи 118 уголовное судопроизводство представляет собой самостоятельную сферу правового регулирования и установление новых норм, по общему правилу, должно быть согласовано с УПК РФ.
Помимо этого, Конституционный Суд подчеркнул, что о безусловном приоритете норм уголовно-процессуального законодательства не может идти речь и в случаях, когда в иных законодательных актах устанавливаются дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом. Соответственно, статья 7 УПК РФ по своему конституционно-правовому смыслу не исключает применение в ходе производства процессуальных действий норм иных законов, если этими нормами закрепляются гарантии прав и свобод участников соответствующих процессуальных действий.
По вопросу конституционности статей 29 и 182 УПК РФ в решении сказано, что их положения в части, которая касается определения оснований и порядка производства следственных действий, в том числе обыска, в отношении адвокатов, а также отдельных категорий лиц, не содержат указания на обязательность судебного решения в качестве условия для производства обыска в служебных помещениях, которые используются для адвокатской деятельности, однако они закрепляют прямое требование о получении судебного решения только для производства обыска в жилище.
При этом Конституционный Суд подчеркнул: это означает, что данные положения исключают необходимость получения соответствующего судебного решения в случаях, предусмотренных пунктом 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».
Таким образом, Конституционный Суд пришёл к выводу, что статьи 29 и 182 УПК РФ не могут рассматриваться как нарушающие гарантированные статьями Конституции права заявителей. Положения статьи 183 УПК РФ, определяющей основания и порядок производства выемки, не были рассмотрены Конституционным Судом РФ, поскольку каких-либо доказательств её применения в деле заявителей не было представлено.
Правовые позиции Конституционного Суда были впоследствии использованы в судебной практике. Так, в Апелляционном определении от 22 августа 2018 года № 33-36939/2018 Московский городской суд указал на то, что в соответствии с позицией Конституционного Суда сам по себе обыск в адвокатском кабинете не является незаконным при наличии соответствующего постановления суда. При этом вопрос о необходимости указания в судебном решении конкретного объекта в судебном заседании не исследовался.
Положения этого определения были также воспроизведены в Кассационном определении Московского городского суда от 26 декабря 2011 года № 22-15392. Так, суд оставил жалобу адвоката без удовлетворения и при этом отметил, что имелись достаточные основания предполагать наличие в указанном помещении документов, предметов, ценностей, имеющих значение для дела. Суд обратил также внимание, что в судебном решении указывается на недопустимость изъятия документов, входящих в производство адвоката по делам его доверителей, которые не имеют отношения к данному делу. Вместе с тем вопрос о необходимости указания в судебном решении конкретного объекта обыска в судебном заседании не исследовался.
Представители адвокатского сообщества отмечают, что суды зачастую не указывают конкретные объекты обыска, проводимого в отношении адвоката, что противоречит позиции Конституционного Суда. В некоторых случаях сотрудники правоохранительных органов игнорируют наличие статуса адвоката, в то время как информация о наличии соответствующего статуса отражается в протоколе, что также свидетельствует о нарушении прав адвокатов.
В Определении от 21 октября 2008 года № 673-О-О Конституционный Суд снова рассматривал положения статей 7, 29, 176, 177 и 450 УПК РФ. По мнению заявителей, положения оспариваемых статей влекут за собой ущемление гарантированных Конституцией РФ права на неприкосновенность частной жизни (часть 1 статьи 23), права адвоката на занятие избранной деятельностью (часть 1 статьи 37) и права каждого на получение квалифицированной юридической помощи (часть 1 статьи 48).
При изучении предоставленных заявителями материалов Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия их жалобы к рассмотрению.
Суд повторно указал, что приоритет УПК РФ перед другими федеральными законами не является безусловным, сославшись на позицию из Определения от 8 ноября 2005 года № 439-О, согласно которой разрешение в процессе правоприменения коллизий между различными правовыми актами должно осуществляться исходя из того, какой из этих актов предусматривает больший объём прав и свобод граждан и устанавливает более широкие их гарантии. В решении было повторно отмечено, что, поскольку адвокатская тайна подлежит обеспечению и защите не только в связи с производством по уголовному делу, но и в связи с реализацией своих полномочий адвокатом, а также тем, кто оказывает гражданам и юридическим лицам консультативную помощь, федеральный законодатель был вправе осуществить соответствующее регулирование не в отраслевом законодательстве, а в специальном законе, каковым является Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Данным Федеральным законом определяется понятие адвокатской тайны и устанавливаются гарантии её сохранения, в частности в виде предварительного судебного контроля.
Отсутствие же в статьях 7, 29, 176, 177 и 450 УПК РФ прямого указания на необходимость получения судебного решения в качестве условия для осуществления следственных действий в отношении адвоката не может рассматриваться как исключающее обязательность соответствующего судебного решения, предусмотренного федеральным законом.
В Определении от 29 мая 2007 года № 516-О-О Конституционный Суд рассмотрел применение положений статьи 29, пункта 3 части 2 статьи 38, пунктов 2 и 3 части 3 статьи 56, а также пункта 1 части 1 статьи 72 УПК РФ.
По мнению заявителей, пункт 3 части 2 статьи 38 и пункт 1 части 1 статьи 72 как допускающие возможность допроса адвоката в качестве свидетеля без судебного решения и его отстранения на этом основании от участия в производстве по уголовному делу нарушают права, гарантированные частью 1 статьи 48 и частью 2 статьи 51 Конституции. Кроме того, статья 29 и пункты 2 и 3 части 3 статьи 56 УПК РФ допускают возможность допроса в качестве свидетеля адвоката, защитника обвиняемого по усмотрению следователя и без вынесения о том судебного решения.
Конституционный Суд отказал в удовлетворении требований.
В своей практике Конституционный Суд отмечал, что закреплённое в части 2 статьи 48 Конституции право пользоваться помощью адвоката (защитника) как одно из проявлений закреплённого частью 1 той же статьи более общего права на получение квалифицированной юридической помощи подлежит обеспечению на всех стадиях уголовного судопроизводства и не может быть ограничено ни при каких обстоятельствах.
При этом юридическая помощь адвоката (защитника) в уголовном судопроизводстве не ограничивается процессуальными и временными рамками его участия в деле при производстве расследования и судебного разбирательства. Так, она включает в себя возможные предварительные консультации и разъяснения по юридическим вопросам, устные и письменные справки по законодательству, составление заявлений, жалоб и других документов правового характера и т. д. (см., в частности, Постановление Конституционного Суда от 27 марта 1996 года № 2-П и Определение Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О).
Конституционный Суд назвал обеспечение конфиденциальности предоставленной клиентом информации как необходимой составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи. Освобождение же адвоката от обязанности свидетельствовать об обстоятельствах и сведениях, которые стали ему известны или были доверены в связи с его профессиональной деятельностью, служит обеспечению права каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (то есть части 1 статьи 23 Конституции) и является гарантией того, что информация о частной жизни, конфиденциально доверенная лицом в целях собственной защиты только адвокату, не будет вопреки воле этого лица использована в иных целях, в том числе как свидетельствование против него самого.
В силу приведённых положений установленный в пунктах 2 и 3 части 3 статьи 56 УПК РФ запрет допрашивать адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с участием в производстве по уголовному делу или в связи с оказанием иной юридической помощи, распространяется на обстоятельства любых событий — безотносительно к тому, имели они место после или до того, как адвокат был допущен к участию в деле в качестве защитника обвиняемого, а также независимо от того, кем решается вопрос о возможности допроса адвоката — судом или следователем.
В данном определении Конституционный Суд напомнил, что исходя из недопустимости совмещения процессуальной функции защитника с обязанностью давать свидетельские показания по уголовному делу, в котором он участвует, федеральный законодатель закрепил положение пункта 1 части 1 статьи 72 УПК РФ. Согласно этому правилу защитник не вправе участвовать в производстве по уголовному делу, если он ранее участвовал в нём в качестве свидетеля. Там же ещё раз было отмечено, что это правило не может препятствовать участию в уголовном деле избранного обвиняемым защитника, которого ранее не допрашивали в ходе производства по делу, так как оно исключает возможность допроса последнего в качестве свидетеля об обстоятельствах и фактах, ставших ему известными в рамках профессиональной деятельности по оказанию юридической помощи, независимо от времени и обстоятельств получения им таких сведений (см. Определение Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О).
Позиции Суда впоследствии применялись судами общей юрисдикции. Так, из Апелляционного постановления Московского городского суда от 28 июня 2017 года № 10-10017/2017 следует, что заявитель, ссылаясь на позицию Конституционного Суда, просил признать решение следователя об отводе адвоката вследствие его допроса незаконным. Так, заявитель отмечал, что что все сведения, имеющие значение для дела, стали известны адвокату в связи с оказанием юридической помощи по делу. При этом допрос адвоката имел формальный характер, от дачи показаний адвокат отказался. Суд же не увидел нарушений уголовно-процессуального закона, и жалоба адвоката была оставлена без удовлетворения.
Позиция из данного определения также применялась Оренбургским областным судом в Кассационном определении от 22 июля 2010 года № 22к-2582/2010. Там суд указал на то, что сам по себе вызов адвоката на допрос в качестве свидетеля не запрещён, ограничения касаются только сведений, ставших известными в связи с оказанием юридической помощи. Тем не менее для того, чтобы выяснить причину вызова на допрос, адвокату необходимо явиться и ответить на вопросы должностного лица, соблюдая адвокатскую этику. Таким образом, опираясь на позицию Конституционного Суда, Оренбургский областной суд пришёл к выводу о том, что вызов и допрос адвоката закону не противоречат, а в отдельных случаях допрос адвоката возможен в интересах лица, которому оказана юридическая помощь. Дело было отправлено на новое рассмотрение с учётом данных разъяснений.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда в Апелляционном определении от 26 мая 2016 года № 58-АПУ16-8 тоже ссылалась на вышеупомянутое определение Суда. В данном деле показания адвокатов были исключены из числа доказательств. Судебная коллегия же, применяя позицию Конституционного Суда, пришла к выводу о том, что адвокат может быть допрошен в суде лишь по процессуальным вопросам и лишь в исключительных случаях, когда другие возможности проверки и оценки доказательств исчерпаны, однако по данному делу такой исключительности суд не усмотрел. Иными словами, данная позиция была использована в ограничительных целях.
Анализируя позиции данного определения Суда, представители адвокатского сообщества отмечают, что несмотря на наличие выраженной позиции Конституционного Суда, адвокаты всё ещё подвергаются допросам — иногда это происходит под видом опроса, что создаёт опасную тенденцию.
В Определении от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О Конституционный Суд рассмотрел и оценил конституционность ряда положений УПК РФ, в частности, положения части 1 статьи 69, пунктов 1 и 3 части 1 статьи 72, которые регулируют вопросы участия защитника в производстве по уголовному делу, а также принятия следователем решения о его отводе в ходе досудебного производства.
По мнению заявительницы, эти законоположения нарушают её права, поскольку предоставляют следователю возможность отстранять от участия в деле избранного обвиняемым защитника вопреки мнению самого обвиняемого, а значит, нарушаются часть 4 статьи 15, часть 1 статьи 17, статья 48, часть 3 статьи 55 и часть 3 статьи 123 Конституции. Кроме того, оспариваемые нормы противоречат нормам международного права и положениям международных договоров РФ, согласно которым обвиняемый вправе самостоятельно выбирать защитника.
Конституционный Суд не нашёл оснований для рассмотрения жалобы заявительницы, отметив, что в соответствии с предыдущей практикой Суда право на самостоятельный выбор защитника не означает право выбирать в качестве защитника любое лицо по усмотрению обвиняемого, в том числе без учёта обстоятельств, исключающих его участие в деле (см. Определение Конституционного Суда от 21 декабря 2001 года № 304-О).
Кроме того, Конституционный Суд отметил, что правило, установленное нормой пункта 1 статьи 72 УПК РФ, согласно которому защитник не вправе участвовать в производстве по уголовному делу, если он ранее участвовал в нём в качестве свидетеля, закреплено федеральным законодателем исходя из недопустимости совмещения процессуальной функции защитника с обязанностью давать свидетельские показания по уголовному делу, в котором он участвует (см. Определение Конституционного Суда от 29 мая 2007 года № 516-О-О). Конституционный Суд отметил, что положения статьи 72 УПК РФ также относятся к представителям потерпевшего и гражданского истца, которые являются участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения.
В то же время установленное пунктом 3 части 1 и частью 2 статьи 72 УПК РФ правило, которое предусматривает отвод защитника в случае оказания им юридической помощи лицам, чьи интересы противоречат друг другу, является дополнительной гарантией реализации данного отвода, поскольку направлено на исключение каких-либо действий со стороны защитника, которые могут прямо или косвенно способствовать неблагоприятному для его подзащитного исходу дела (см. определения Конституционного Суда от 14 октября 2004 года № 333-О, от 19 марта 2009 года № 322-О-О и от 13 октября 2009 года № 1111-О-О). Там же было отмечено, что из действующего уголовно-процессуального закона не вытекает, что решение об отводе защитника принимается исходя лишь из предположения о возможности возникновения противоречия интересов в будущем, напротив, наличие таких противоречий должно уже иметь место на момент принятия решения об отводе.
В своём определении Конституционный Суд также указал на наличие существующего механизма судебного контроля, который позволяет стороне защиты обжаловать в суд процессуальные действия (бездействие) и решения следователя, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, в том числе решение об отводе защитника (статьи 19 и 125 УПК РФ).
Таким образом, Конституционный Суд пришёл к выводу о том, что оспариваемые законоположения не могут рассматриваться как нарушающие права. В законодательство изменения не вносились.
Вместе с тем указанные выводы Конституционного Суда были использованы в судебной практике. Из Кассационного определения Третьего кассационного суда общей юрисдикции от 16 декабря 2020 года № 88а-20165/2020 следует, что защитник был отведён, поскольку он был допущен судом в качестве защитника по одному делу, а также допрошен в качестве свидетеля по другому уголовному делу. В этой связи Третий кассационный суд общей юрисдикции отметил, что имел значение факт возбуждения двух уголовных дел по одинаковым составам преступлений в отношении одного и того же человека, в то время как иных доказательств наличия противоречия интересов не было. Иными словами, в решении было использовано определение Конституционного Суда.
Ссылаясь на данное определение, Московский городской суд в Апелляционном постановлении от 30 июня 2021 года № 10–12287/2021 отметил, что на момент принятия решения об отводе адвоката противоречия между интересами свидетелей и обвиняемой стороной отсутствовали. Постановление суда, которым была удовлетворена жалоба адвоката, было оставлено без изменения.
В другом деле заявитель, опираясь на позицию Конституционного Суда в своей жалобе, настаивал на отсутствии противоречий в интересах и утверждал, что свидетель был допрошен по другому эпизоду. В Апелляционном постановлении от 26 августа 2014 года № 22к-4646 Московский областной суд указал на то, что данное решение находится в компетенции следователя, и таким образом оставил жалобу без удовлетворения.
В СМИ и адвокатском сообществе отмечают, что определение «не носит революционного характера», не содержит чего-то нового и практически не отличается от других аналогичных определений по этой проблеме. Сформулированный Конституционным Судом подход фактически позволяет следователям злоупотреблять своим положением и нарушать процессуальное равноправие сторон. Ситуация, при которой следователь, несмотря на принцип состязательности сторон на стадии досудебного производства, может принять решение об отводе адвоката лишь на том основании, что у адвоката имеется два или более подзащитных, не принимая во внимание наличие или отсутствие противоречий, всё ещё сохраняется.
Конституционный Суд в Определении от 29 марта 2016 года № 689-О проанализировал положения части 1 статьи 188 УПК РФ, регулирующей порядок вызова лица на допрос в качестве свидетеля. По мнению заявителя, указанная статья противоречила части 1 статьи 34 Конституции, поскольку вручение повестки адвокату, в связи с положениями статьи 188 УПК РФ, означало бы наделение его статусом свидетеля. Это препятствовало бы реализации его конституционного права на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещённой законом экономической деятельности.
Конституционный Суд отказал в принятии жалобы к рассмотрению.
В решении Суд повторил свою позицию о том, что гарантии адвокатской тайны должны распространяться лишь на те отношения подозреваемых, обвиняемых со своими адвокатами, которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи в порядке, установленном законом (см., в частности, Постановление Конституционного Суда от 17 декабря 2015 года № 33-П и Определение Конституционного Суда от 15 января 2016 года № 186-О).
Конституционный Суд констатировал, что закон не предполагает право следователя вызвать участвующего в деле защитника для допроса в качестве свидетеля без достаточных фактических оснований (см. Определение Конституционного Суда от 9 ноября 2010 года № 1573-О-О). Между тем положения статьи 88 УПК РФ регламентируют лишь порядок вызова лица на допрос в качестве свидетеля, подлежат применению в совокупности с иными положениями УПК РФ и, соответственно, сами по себе они не нарушают права заявителя.
Эксперты отмечают, что, несмотря на высказанную Конституционным Судом правовую позицию, адвокатам должно быть запрещено давать показания о причастности доверителя к совершению преступления по другому делу в отсутствие согласия доверителя, поскольку иное подрывало бы сами устои доверительности.
В Определении от 28 июня 2018 года № 1468-О Конституционный Суд проанализировал положения пункта 8 части 1 статьи 6 и части 1 статьи 15 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», а также пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».
По мнению заявителя, эти положения позволяют суду удовлетворять ходатайства о проведении в помещении адвокатского образования оперативно-разыскного мероприятия без достаточных оснований подозревать адвоката в противоправной деятельности, а также позволяют проводить это мероприятие путём активных поисковых действий в помещениях, где хранятся материалы адвокатских производств, содержащие адвокатскую тайну, с возможностью изъятия предметов и документов, без гарантий, предусмотренных для обыска в таком помещении.
Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению. Суд сослался на собственную практику, указав, что Конституция, гарантируя равенство всех перед законом и судом, не предусматривает каких-либо исключений из этого принципа для лиц, занимающихся адвокатской деятельностью, и не определяет особого статуса адвокатов (см., в частности, определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О и от 17 июля 2012 года № 1472-О). Он указал, что требование о проведении оперативно-разыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката на основании судебного решения направлено на обеспечение реализации конституционного права граждан на получение квалифицированной юридической помощи. Кроме того, данное требование направлено на защиту информации, которую получает адвокат относительно клиента или других лиц в связи с предоставлением юридических услуг (см. Определение Конституционного Суда от 8 ноября 2005 года № 439-О). При этом сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершённым им преступлением. Положения законодательства также не устанавливают неприкосновенность адвоката, не определяют ни его личную привилегию как гражданина, ни привилегию, связанную с его профессиональным статусом (см. Определение Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О).
В контексте данного определения важен подход, который Конституционный Суд использовал ранее в аналогичных делах. Он заключается в том, что проведение оперативно-разыскных мероприятий возможно лишь в целях выполнения задач, которые предусматриваются законодательством. При этом проведение подобного рода мероприятий закон увязывает непосредственно с регулированием уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений на досудебной стадии уголовного судопроизводства, когда уголовное дело ещё не возбуждено либо когда лицо ещё не привлечено в качестве обвиняемого по уголовному делу, но уже имеется определённая информация, которая должна быть проверена. Так, на основании результатов оперативно-разыскной деятельности возможно также поставить под сомнение или опровергнуть сам факт преступления, что имеет существенное значение для разрешения вопроса об уголовном преследовании или отказе от него1Эта позиция частично воспроизводилась в следующих решениях: Постановление Конституционного Суда от 9 июня 2011 года № 12-П; определения Конституционного Суда от 14 июля 1998 года № 86-О, от 21 мая 2015 года № 1182-О, от 27 июня 2017 года № 1419-О и другие..
Таким образом, для решения задач оперативно-разыскной деятельности органы, уполномоченные её осуществлять, имеют право производить при проведении оперативно-разыскных мероприятий изъятие документов, предметов, материалов и сообщений, которые впоследствии могут быть использованы в качестве доказательств обвинения только в тех случаях, когда они не входят в производство адвоката по делам его доверителей. Соответственно, Конституционный Суд пришёл к выводу, что оспариваемые законоположения не могут расцениваться как нарушающие права заявителя. В законодательство изменения не вносились.
Это определение вызвало отрицательную реакцию у практикующих адвокатов. Высказываются мнения о том, что правоохранители получили возможность заменять обыски у адвокатов обследованием, что сопряжено с рисками злоупотребления правом. Отмечается, что сравнение оперативно-разыскных мероприятий в виде обследования помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств с обыском как следственным действием приводит к пониманию того, что в конце предварительного расследования оба мероприятия приобретают один и тот же процессуальный статус доказательств. В связи с этим возникает вопрос о том, почему при производстве оперативно-разыскных мероприятий могут отсутствовать те гарантии, которые предусмотрены для следственных действий, производимых в отношении помещений, которые занимают адвокаты.
В Определении от 26 апреля 2021 года № 836-О Конституционный Суд оценил конституционность статьи 450.1 УПК РФ.
По мнению заявителя, данная статья противоречит положениям Конституции, поскольку, вопреки предусмотренным в ней гарантиям, позволяет должностным лицам органа предварительного расследования под предлогом следственной необходимости изымать у адвоката материалы производства по всем его доверителям (как в бумажном, так и в электронном виде), а также предметы, не указанные в постановлении о производстве обыска, и при этом не составлять опись изъятого. Кроме того, заявитель утверждает, что оспариваемая им норма не позволяет обжаловать бездействие должностных лиц следственного органа по предоставлению ему копии описи изъятых в ходе обыска предметов и материалов.
Конституционный Суд, изучив представленные материалы, не нашёл оснований для принятия жалобы к рассмотрению.
В решении он отметил, что статья 450.1 УПК РФ предусматривает ряд особенностей при производстве обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. Так, в соответствии с частью 2 данной статьи в постановлении судьи о разрешении производства следственных действий в отношении адвоката указываются данные, служащие основанием для производства таких следственных действий, а также конкретные отыскиваемые объекты. Изъятие других объектов не допускается, за исключением предметов и документов, изъятых из оборота; в ходе обыска, осмотра и (или) выемки в жилых и служебных помещениях, используемых для осуществления адвокатской деятельности, запрещается изъятие всего производства адвоката по делам его доверителей, а также фотографирование, киносъёмка, видеозапись и иная фиксация материалов указанного производства. При этом оспариваемое заявителем законоположение не регулирует вопросы, связанные с обжалованием действий (бездействия).
Конституционный Суд снова отметил, что применительно к вопросу о проверке законности и обоснованности действий и решений, имевших место на стадиях досудебного производства по уголовному делу, суд первой инстанции проверяет в том числе по жалобам и заявлениям заинтересованных лиц, действия (бездействие) и решения, которые связаны с ограничением прав и свобод граждан. Такой судебный контроль сам по себе не может расцениваться как нарушающий право на судебную защиту (см. определения Конституционного Суда от 17 февраля 2000 года № 84-О, от 26 марта 2020 года № 756-О и другие).
В Определении от 28 сентября 2021 года № 2093-О Конституционный Суд оценивал конституционность части 4 статьи 49 УПК РФ, которая устанавливает порядок вступления адвоката в уголовное дело в качестве защитника.
Заявитель по делу являлся адвокатом, представлявшим интересы своего подзащитного в уголовном производстве. Однако в офисе адвоката и в его квартире провели обыск, изъяли документы по указанному уголовному делу и по другим делам. Эти документы послужили доказательствам причастности адвоката к преступной деятельности своего подзащитного. Как указали суды, адвокат не приобрёл статуса защитника по спорному уголовному делу, поскольку в нарушение части 4 статьи 49 УПК РФ не предъявил следователю соответствующее удостоверение и ордер на защиту, а потому использованные в качестве доказательств документы не относятся к адвокатской тайне и были изъяты правомерно.
По мнению заявителя, часть 4 статьи 49 УПК РФ противоречит Конституции, поскольку ставит возможность распространения адвокатской тайны на документы, которые были доверены адвокату, в зависимость от того, был ли этот адвокат допущен следователем к участию в уголовном деле в качестве защитника, участвовал ли он в этом статусе при производстве обыска, получал ли разрешение следователя на свидание с доверителем в изоляторе временного содержания или следственном изоляторе.
Конституционный Суд не нашёл оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению. Как неоднократно указывал Суд, сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершённым им преступлением (см. Постановление Конституционного Суда от 17 декабря 2015 года № 33-П, определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 28 июня 2018 года № 1468-О, от 24 октября 2019 года № 2743-О и от 27 февраля 2020 года № 322-О).
Это обстоятельство обусловлено тем, что иное искажало бы содержание оказания собственно квалифицированной юридической помощи, что приводило бы к необоснованному предоставлению адвокату личной привилегии в случае совершения им противоправных действий, к неправомерному изъятию данной ситуации из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (см. определения Конституционного Суда от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 17 июля 2012 года № 1472-О и от 22 апреля 2014 года № 732-О).
Конституционный Суд заключил, что оспариваемое законоположение не может расцениваться как нарушающее права заявителя.