Настоящий материал (информация) произведён, распространён или направлен иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики».
В Постановлении от 29 ноября 2010 года № 20-П Конституционный Суд затронул проблему, которая касается цензуры, осуществляемой в отношении взаимодействия подозреваемых, обвиняемых со своими защитниками со стороны администрации места лишения содержания под стражей.
Конституционный Суд отмечает, что важной составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи является конфиденциальный характер сведений, которые доверитель сообщает адвокату. В связи с этим обеспечение конфиденциальности данной информации расценивается как один из основных ориентиров и сущностных признаков адвокатской деятельности. Тем не менее право заключённого лица на конфиденциальный характер отношений со своим защитником не является абсолютным, поэтому его ограничения, которые связаны с отступлениями от адвокатской тайны, допустимы лишь при условии их адекватности и соразмерности и могут быть оправданы лишь необходимостью обеспечения целей, указанных в части 3 статьи 55 Конституции.
Цензура переписки подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей, с избранными ими адвокатами может иметь место только в исключительных случаях, а именно при наличии у администрации места содержания под стражей обоснованных оснований и подозрений в злоупотреблении правом со стороны как защитника, так и лица, которому оказывается юридическая помощь. Следовательно, гарантии конфиденциальности распространяются лишь на те отношения подозреваемых и обвиняемых со своими адвокатами (защитниками), которые не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи и не нарушают установленный законом порядок. Поэтому администрация следственного изолятора имеет право осуществить цензуру переписки подозреваемого или обвиняемого, находящегося под стражей, со своим адвокатом (защитником), но только при условии, что имеются достаточные и разумные основания предполагать наличие в переписке недозволенных вложений (что проверяется только в присутствии самого этого лица) или имеется обоснованное подозрение в том, что защитник злоупотребляет своей прерогативой на адвокатскую тайну и что данная переписка ставит под угрозу безопасность следственного изолятора или носит какой-либо иной незаконный характер. В этом случае администрация должна принять мотивированное решение об осуществлении цензуры и письменно зафиксировать ход и результаты предпринятых действий.
Таким образом, положения статей 20 и 21 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» должны расцениваться как допускающие цензуру переписки подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей, со своими адвокатами лишь в тех случаях, когда у администрации следственного изолятора есть достаточные и разумные основания предполагать наличие в переписке недозволенных вложений либо имеется обоснованное подозрение в том, что адвокат злоупотребляет своей прерогативой на адвокатскую тайну либо что такая переписка ставит под угрозу безопасность следственного изолятора или носит какой-либо иной незаконный характер. Оспариваемые положения признаны соответствующими Конституции.
Правовые позиции Конституционного Суда нашли своё отражение в Определении Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 19 мая 2020 года № 88–3488/20, в рамках которого суд отменил решение нижестоящего суда, принимая во внимание позицию Конституционного Суда. Одновременно с этим Девятый кассационный суд общей юрисдикции подчеркнул, что сведений о наличии оснований для проверки корреспонденции, а также письменного оформления её хода не было предоставлено, поэтому был сделан вывод о необоснованной цензуре переписки. Кроме того, в Апелляционном определении Верховного суда Республики Коми от 20 июля 2013 года № 33-3263/2013 суд обратился к позиции Конституционного Суда, рассматривая вопрос о цензуре корреспонденции, направленной осуждённому, а не заключённому под стражу лицу. Такое применение постановления Конституционного Суда позволяет необоснованно расширить круг случаев, в которых допустима цензура переписки с адвокатом.
Практика указывает на случаи вынесения адвокату дисциплинарного взыскания за отказ предоставить для цензуры рукописи, полученные ею от доверителя, при том что необходимость цензуры переписки администрацией СИЗО обоснована не была.
Адвокаты отмечают, что необходима презумпция добросовестности адвоката, которая не позволит сотрудникам ФСИН изымать документы из адвокатского досье без достаточных доказательств нарушений со стороны адвоката (например, того, что адвокат носит письма от родственников). Однако в данный момент проблема изъятия переписки у адвокатов сохраняется.
В Определении от 11 апреля 2019 года № 863-О Конституционный Суд исследует запрет на проведение допроса в отношении адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием юридической помощи. В своей жалобе заявители оспаривали конституционность статей 38, 88, 113, 125 и части 1 статьи 152 УПК РФ, а также части 2 статьи 7 Федерального закона «О Следственном комитете Российской Федерации». По их мнению, неконституционность норм заключается в том, что нормы позволяют производить в отношении адвоката оперативно-разыскные мероприятия и следственные действия, включая наблюдение за адвокатом, возможность его задерживать осуществлять привод на допрос в качестве свидетеля, допрашивать в качестве свидетеля и применять иные подобные меры без предварительного решения суда.
В своих решения Конституционный Суд не раз отмечал, что неотъемлемой частью права на квалифицированную юридическую помощь является конфиденциальный характер сношений и контактов доверителя с защитником (см., например, постановления Конституционного Суда от 29 ноября 2010 года № 20-П, от 17 декабря 2015 года № 33-П, определения Конституционного Суда от 6 июля 2000 года № 128-О, от 8 ноября 2005 года № 439-О, от 29 мая 2007 года № 516-О-О и другие). Эта позиция также следует из международно-правовых обязательств Российской Федерации, которые были закреплены в таких актах, как Основные принципы роли юриста 1990 года (были приняты на восьмом Конгрессе ООН), стандарты независимости юридической профессии Международной ассоциации юристов 1990 года, Кодекс поведения для юристов в Европейском сообществе 1998 года.
Суд подчеркнул, что запрет на проведение допроса адвоката об обстоятельствах, которые стали ему известными в связи с оказанием юридической помощи, распространяется лишь на те отношения, которые не выходят за границы оказания помощи (исключительно помощи!). То есть не связаны с нарушениями, носящими уголовно противоправный характер, не только со стороны адвоката, но и со стороны его доверителя. Следовательно, вмешательство органов государственной власти во взаимоотношения подозреваемого, обвиняемого с избранным им защитником может иметь место в исключительных ситуациях. Такими случаями могут выступать злоупотребление правом со стороны адвоката и злонамеренное использование данного права со стороны лица, которому оказывается юридическая помощь.
Допрос защитника в качестве свидетеля, который тем более связан с его принудительным приводом, проведённым без предварительного судебного решения, создаёт реальную угрозу для адвокатской тайны. Последующий судебный контроль зачастую не способен восстановить нарушенное право доверителя на юридическую помощь: ни признание протокола допроса недопустимым доказательством, ни возвращение отведённому адвокату статуса защитника, ни привлечение следователя к ответственности не могут восполнить урон, нанесённый данному конституционному праву, притом что разглашённая адвокатская тайна уже могла быть использована стороной обвинения в тактических целях.
Таким образом, в силу правового режима, который сформировался в российском законодательстве, положения статьи 113 УПК РФ не подразумевают привод адвоката к следователю для его допроса в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием им юридической помощи, без предварительного судебного решения. Конституционный Суд пришёл к выводу, что осуществление таких процессуальных действий в отношении адвоката само по себе не может служить основанием для отстранения этого адвоката от дальнейшего участия в качестве защитника в данном уголовном деле. В итоге Конституционный Суд признал жалобу не подлежащей дальнейшему рассмотрению в рамках процессуальной процедуры, так как для решения поставленного вопроса не требуется вынесения постановления. Иными словами, Суд ограничился выявлением конституционно-правового смысла нормы.
Правовые позиции Суда из данного определения нашли своё отражение в судебной практике. Так, в Апелляционном определении Московского городского суда от 25 августа 2020 года по делу № 10–14448/2020 суд отказал адвокату в принятии жалобы о незаконном допросе при отсутствии судебного решения. Он отметил, что фактически обжалуется решение должностного лица о добровольной, а не принудительной явке и вызове на допрос, в связи с чем ссылки на позицию Конституционного Суда необоснованны. Далее в Постановлении Президиума Ярославского областного суда от 10 июля 2019 года № 44у-72/2019 было отменено постановление нижестоящего суда. В этом случае судьи оперировали ссылкой заявителя на позиции Конституционного Суда из данного определения. Вместе с этим в Апелляционном определении Ростовского областного суда от 23 декабря 2019 года по делу № 22–7021/2019 были исключены показания свидетеля, имеющего статус адвоката. Ростовский областной суд, ссылаясь на указанное определение, пришёл к выводу, что основания для допроса адвоката отсутствовали и допрос адвоката по ходатайству стороны обвинения нельзя признать законным.
Адвокаты отмечают, что правовую позицию Конституционного Суда, которая касается порядка рассмотрения ходатайства следователя о вызове адвоката для допроса, целесообразно закрепить на уровне закона или по крайней мере постановления Пленума Верховного Суда. Иное же создаёт простор для злоупотреблений со стороны сотрудников правоохранительных органов.