Настоящий материал (информация) произведён, распространён или направлен иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики».
Все суды при разрешении обыска и подобных ему мероприятий применяют стандартную формулировку: «в указанном жилище могут находиться орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела». Иногда можно найти конкретизацию – указание только на орудия, оборудования и ценности, но чаще приводится вторая, более универсальная часть фразы про предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела.
Вывод об их значении для уголовного дела, как правило, является даже не выводом, а простым утверждением. Суды игнорируют необходимость конкретизировать предметы поиска, а это делает невозможным оценить их возможную относимость к делу. В результате следствие может изымать любой предмет или документ.
Ответив на вопрос о том, что именно подлежит поиску, суд должен поставить следующий вопрос: почему в этом месте, у этого человека? Отвечая на него, российские суды делают утверждение о подозрении, обвинении или, если речь идёт о иных лицах, утверждение об их связи с подозреваемым или обвиняемым.
Такой абстрактный подход к обоснованию возможности проведения обыска противоречит и российскому законодательству, и практике Европейского Суда, который неоднократно анализировал подобные «санкции на обыск».
Пленум Верховного Суда РФ требует при рассмотрении ходатайства о производстве обыска в жилище убедиться в том, что в материалах уголовного дела имеются достаточные данные полагать, что в там могут находиться орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела1Пункт 12 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 1 июня 2017 года № 19 «О практике рассмотрения судами ходатайств о производстве следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав граждан (статья 165 УПК РФ)»..
Практика ЕСПЧ по этому вопросу ещё богаче. В одном из последних решений по обыскам в России – Круглов и другие против России (жалоба № 11264, всего обратились 25 российских граждан в рамках 16 заявлений) – суд указал, что предмет поиска должен быть конкретизирован:
«127. В постановлениях судов о разрешении производства обысков, если они были вынесены, указывалось, что материалы, представленные по уголовным делам, давали достаточные основания полагать, что документы или предметы, имеющие отношение к расследованию, могут находиться в помещениях заявителей. Однако в них не разъяснялось, что это были за материалы и на чем основывалось предположение, что соответствующие доказательства могут быть найдены в помещениях, подлежащих обыску. Постановления судов о разрешении производства обысков были составлены в очень широких выражениях, что давало следователям неограниченную свободу действий при проведении обысков. В соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Европейского Суда судебные решения, разрешающие производство обысков, должны быть составлены, насколько это практически возможно, таким образом, чтобы их воздействие оставалось в разумных пределах».
Справедливости ради, надо отметить, что эта позиция чаще всего встречается применительно к обыскам у юристов и адвокатов. Но фундамент её заложен в делах, не касающихся принадлежности заявителя к юридической профессии: Эрнст и другие против Бельгии (№ 33400/96, Постановление от 15 июля 2003 года) и Ван Россем против Бельгии (№ 41872/98, Постановление от 9 декабря 2004 года). В первом деле речь шла об обыске у журналистов, во втором заявителем выступал Жан-Пьер ван Россем, бельгийский экономист, политик, бизнесмен и писатель.
В деле Ван Россема прокуратура обратилась в суд с ходатайством о проведении расследования в отношении заявителя, которого подозревали в подделке документов и использовании их в преступных целях, в присвоении имущества и неуплате сумм по выписанным чекам. Следственный судья выдал ордера на обыски и делегировал свои полномочия на проведение обысков сотрудникам уголовного розыска, дав им санкцию на изъятие любых предметов и документов, которые эти сотрудники могли быть счесть полезными для расследования, начатого в отношении заявителя.
Анализируя факты дела, ЕСПЧ выработал позицию, которая впоследствии стала критерием для оценки судебного разрешения на обыск в контексте конкретизации предмета изъятия, который акцентированно применяется в делах юристов и адвокатов, но не теряет своей силы и в делах заявителей без указанного статуса2См., например, пункт 43 постановления ЕСПЧ от 18 сентября 2014 года по делу Аванесян против Российской Федерации (жалоба № 41152/06)..
Как это часто бывает, Европейский Суд делает скидку на «экстренную ситуацию» применительно к возможности и необходимости детально мотивировать разрешение на обыск. Такое допустимо (см., например, Постановление по делу Илия Стефанов против Болгарии, §41), однако сама экстренная ситуация должна быть доказана властями.
Неприменение указанных позиций должно стать основой для обжалования решения об обыске. В случае, когда речь идёт именно об обыске, обжалование решения зависит от того, требовалось ли судебное разрешение на обыск. Если обыск разрешён судом (или одобрен в случае экстренного проведения без судебного решения), то Пленум Верховного Суда прямо указывает, что такое решение может быть самостоятельно обжаловано в апелляционном порядке3Пункт 18 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 1 июня 2017 года № 19 «О практике рассмотрения судами ходатайств о производстве следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав граждан (статья 165 УПК РФ)». В случае производства обыска по постановлению следователя или дознавателя вступает в действие механизм обжалования в рамках статьи 125 УПК РФ. Признание обысков незаконными – большая редкость для российских судов, но даже если такое случается, апелляция легко исправляет эту непривычную картину4См., например: Апелляционное постановление Московского областного суда от 5 мая 2015 года по делу № 22К-2801/2015; Постановление Астраханского областного суда от 21 декабря 2017 года по делу № 22-2707/2017; Апелляционное постановление Камчатского краевого суда от 18 сентября 2018 года по делу № 22К-685/2018; Апелляционное постановление судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Республики Дагестан от 22 мая 2019 года по делу № 22К-921/2019; Апелляционное постановление Верховного Суда Республики Саха (Якутия) от 4 июня 2019 года по делу № 22К-888/2019; Апелляционное постановление Суда Ханты-Мансийского автономного округа от 19 августа 2020 года по делу № 3/3-356/2020; Апелляционное постановление Иркутского областного суда от 21 мая 2020 года № 22К-1386/2020; Апелляционное постановление Иркутского областного суда от 21 июня 2021 года № 22-1874/2021. Как исключительное следует отметить Апелляционное постановление № 22-1123/2021 Верховного Суда Республики Татарстан с обратным исходом: апелляция отменила решение о разрешении обыска ввиду его необоснованности (см.: Результаты обобщения практики рассмотрения уголовных, гражданских и административных дел апелляционной инстанцией Верховного Суда Республики Татарстан в первом квартале 2021 года)..